это больно и значит прекрасно (с)
HEARTS ARE BREAKABLE (гетослэш)
Автор: alter-sweet-ego
Фандом: «Орудия Смерти» Кассандры Клэр
Пейринг: Алек Лайтвуд/Магнус Бейн, Изабель Лайтвуд/Алек Лайтвуд
Рейтинг: R наверное
Жанр: ангстороуманс
Размер: мини (1622 слова)
Статус: закончен
Саммари: Больше ничего не надо. Только взять два сапфира, унести их с собой, инкрустировать ими шкатулку, достать из груди сердце, положить туда и запереть на замок – чтобы никогда не разбилось.
Предупреждение: все в пейринге.
От автора: Я вдохновилась вот этим
читать***
«Я не могу видеть, как он страдает», - пишет Изабель на крохотном листочке бумаги и рисует в уголке, за полями руну огня.
Листочек выдран из тетрадки Макса, и ей очень стыдно, что она предаёт младшего брата ради старшего, но, с другой стороны, Макс наверняка бы ей разрешил. Да без всякого наверняка. Конечно, Макс ей разрешил бы!
«Просто для справки, Саймон чуть не отравился супом, который я приготовила, но он меня так и не бросил», - на этот раз руна огня выходит слегка кривоватой, потому что стило у Изабель в руке ощутимо дрожит. И сама рука дрожит, чего уж там.
Листочки сгорают один за другим, отправляя послания Изабель к своему адресату.
Дым от них идёт плотный и терпкий.
На кухне душно, и за окнами Института – жаркое лето, но Изабель всё равно морозит. Её пальцы – холодней некуда, они почти не сгибаются, и она подносит их к губам, чтобы ненадолго согреть своим горячим дыханием.
Условно горячим, потому что горло у Изабель дерёт так, будто она пытается выдохнуть колотый лёд.
«У него на кровати две подушки и огромное одеяло, но он спит только на одной половине – на случай, если ты решишь вернуться. Во имя любви к моему брату…» - Изабель не дописывает, Магнусу не за чем знать, да и ей самой не за чем в этом себе признаваться.
Она убирает стило и откладывает обгрызенный карандаш. Ещё немного, и ей начнёт нравиться вкус древесины!
Когда за спиной раздаётся шлёпанье босых пяток по полу, Изабель незаметно сминает листок с недописанным письмом и засовывает его под футболку. Ей не хочется, чтобы это кто-нибудь видел, тем более, Джейс.
- Снова пытаешься нас всех отравить? – мрачно шутит он, подходя к холодильнику.
Вместо того, чтобы съязвить в ответ или пригрозить ему чем-нибудь, Изабель только качает головой. Она прекрасно знает, что не умеет готовить, и не видит смысла делать вид, что это не так. Когда-то он, смысл, может быть, и был, но сейчас всё совсем по-другому.
- Я не буду есть твой суп, имей в виду, - подозрительно говорит Джейс, приглядываясь к кастрюле.
Изабель устало вздыхает.
- Это не мой суп, - она натыкается на вопросительный взгляд, и поэтому приходится пояснить: - Вечером здесь были родители. – Сглотнув, Изабель поправляет саму себя: - Вечером здесь была мама.
Незачем выдавать желаемое за действительное.
Присвистнув, Джейс достаёт суп из холодильника и, сняв округлую крышку, снова свистит. Ещё бы – в Институте давно не появлялось нормальной еды. Роберт инквизиторствует, Мариса сутками пропадает в Конклаве – старшему поколению откровенно не до того, чтобы заниматься своими детьми.
Детьми.
Если бы только это слово вообще было применимо к Сумеречным Охотникам. Или, ладно, чего тут ходить вокруг да около, если бы это слово вообще было применимо конкретно к ним. Одна чуть не лишилась матери, другой уже умирал, третий ходит мрачной тенью по коридорам и разбитое сердце стекляшками звенит у него в груди, а четвёртая…
Неловко подняв руку, Изабель через футболку прикасается к недописанному письму.
У неё нет ни сил, ни желания разговаривать с Джейсом, но и ему, спасибо Ангелу, больше не до неё, так что Изабель встаёт и уходит. Она идёт в комнату Алека, и это уже почти привычка, заходить туда по несколько раз в день, придумывая самые нелепые поводы, просто чтобы убедиться в том, что с ним всё в порядке.
Если спросить у него напрямую, он не ответит, но есть же миллион способов узнать ответы, не задавая вопросов.
«Я не могу смотреть на то, как механически он делает всё, что делает. Магнус, пожалуйста», - мысленно пишет Изабель на разлинованном листочке бумаги. Она пробовала звонить, но верховный маг Бруклина слишком крут, чтобы снимать трубку, а личная встреча – не вариант, потому что личную встречу она просто не переживёт.
Или Магнус не переживёт. Если у неё с собой будут хлыст и клинки Серафима.
В таких случаях принято говорить, что вдвоём на одной планете им стало тесно. В таких случаях принято говорить, что ради своего брата она любому выпустит кишки и намотает на швабру, а потом заставит этой же шваброй отмывать всю грязь мирового несовершенства – или просто ползать и извиняться, к демонам швабру!
В таких случаях принято говорить, что, будь Изабель на месте Магнуса, она бы уж точно…
Что уж точно, Изабель додумать не успевает. Стоит только костяшкам её пальца ударится об косяк, Алек открывает дверь ей навстречу и она, пятый раз за день, проваливается в его комнату, словно в омут.
Так же темно, так же душно, только воды не хватает, но здесь и без воды Изабель чувствует себя так, как будто тонет, тонет и никогда больше не выплывет. Кулон на шее превращается в камень, который тянет ко дну, а браслеты на руках и ногах оборачиваются верёвками, которые сковывают движения, и когда Изабель открывает рот, чтобы что-то сказать, то не слышит и звука.
Алек чуть отступает в сторону, давая ей возможность зайти. Медленно, как во сне Изабель проскальзывает мимо него, их пальцы соприкасаются – случайность, не больше того, но отпускать эту случайность она не намерена.
Ни за что на свете она не согласится отпустить его руку.
В эту минуту Изабель почти всё равно, что через два часа Саймон ждёт её на свидание. Ей нравится Саймон, хоть это её и пугает, она, наверное, его даже любит, но Алека она любит безо всяких «наверное», и в этой любви нет ни капельки страха.
Во всяком случае, за себя, потому что за Алека она с недавнего времени боится так, что коленки начинают дрожать.
Он смотрит на неё вопросительно.
- Ты… - теряется Изабель. – Ты будешь есть? Джейс там…
- Ты уже спрашивала. Двадцать минут назад.
Ну да. Точно. До того, как пошла на кухню, писать Магнусу Бейну глупые письма, которые он скорее всего не читает.
- Извини, - Изабель опускается на кровать и тянет Алека за собой.
Он падает рядом.
Голое колено Изабель прижимается к его ноге, обтянутой истёртыми джинсами, их пальцы всё ещё переплетены, и в этом омуте становится жарко.
- Ничего страшного. – Движением головы Алек стряхивает с лица отросшую чёлку, и его глаза сквозь толщу воды светятся, словно драгоценные камни.
«На дне наверняка спрятан клад, - думает Изабель. – Вот и блестит».
Она больше не переживает из-за того, что привязанный на шею камень тянет её вниз. Наоборот, ей хочется как можно скорее добраться до глубинных сокровищ, прикоснуться к ним, запустить пальцы в белое золото, утащить с собой на поверхность пару сапфиров…
Да. Больше ничего не надо. Только взять два сапфира, унести их с собой, инкрустировать ими шкатулку, достать из груди сердце, положить туда и запереть на замок – чтобы никогда не разбилось.
Алек осторожно убирает ей волосы за уши, и Изабель невольно поворачивает голову вслед за его рукой. Подушечки пальцев мягко скользят по щеке – невесомо, нежно, знакомо, привычно и хорошо. Она улыбается и придвигается ближе.
Кажется, плечо Алека и её голова просто созданы друг для друга.
- Так хорошо, - улыбается Изабель. – Мы, наверное, уже абсолютно на дне, иначе бы не было так хорошо.
- Может быть, - отвечает Алек вместо того, чтобы отодвинуться или посчитать её сумасшедшей.
Наконец-то тепло.
Они сидят так, обнявшись, целую вечность, и слушают – дыхание, стук сердца, ток крови по венам. Изабель чувствует себя защищённой и одновременно знает, что и сама защищает, и в этом ощущении намешано столько всего, что ни за что в жизни не разобраться, но самое главное лежит на поверхности. Только бы взять два сапфира, только бы провести ладонью по плечу Алека, только бы обвести пальцами выцветшую руну Иратце, только бы потянуться к нему и обнять его крепче.
Алек, конечно же, обнимает её в ответ, но Изабель понимает, что что-то не так. Что-то царапает её изнутри, под футболкой, неприятно впивается в кожу, заставляя отпрянуть.
Там, где она только что сидела, остаётся смятый листок.
- Что это такое? – Алек берёт его двумя пальцами и, очевидно, собирается развернуть.
- Да так, глупости, - быстро говорит Изабель, выхватывая бумажку.
Момент бесконечно разрушен, верёвки лопаются, камень превращается обратно в кулон, тёплая вода отступает, на коже выступают мурашки.
Неловко.
- Значит, - говорит она, бессильно ненавидя всё на свете, и резко встаёт, - ужинать ты не будешь?
- Нет, спасибо, я не хочу.
Чёлка снова спадает ему на лицо, и сапфиры заносит мелким песком. Или, может быть, илом, Изабель не разбирается в тонкостях, ей вообще ни в чём не хочется разбираться, ей нужно просто сбежать.
И она убегает.
Десять минут спустя ей снова сводит кости от холода. Десять минут спустя Изабель снова сидит на кухне и пытается дописаться до Магнуса. Тетрадка Макса исхудала так, что скоро от неё совсем ничего не останется, и с каждым вырванным листочком надежды в душе Изабель становится меньше и меньше, но она не может остановиться.
Через полтора часа Саймон зайдёт за ней, и она, вместо того, чтобы отправиться на прогулку, потащит его в свою комнату, чтобы, толкнув на кровать, устроиться рядом и положить свою голову ему на плечо. Будет холодно, но она всё равно попытается утонуть.
Может быть, на этом дне тоже найдутся сокровища.
Было бы здорово, потому что у сапфиров уже есть законный владелец. И неважно, что он выбросил их с потерпевшего крушение корабля, и неважно, что они ему вроде как уже не нужны, и ничто не важно, кроме того, что…
«У него на кровати две подушки и огромное одеяло, но он спит только на одной половине – на случай, если ты решишь вернуться», - закусив губу, пишет Изабель дрожащими пальцами. Буквы получаются довольно корявыми, потому что ей не по себе, потому что она замёрзла, потому что она нервничает, потому что привыкла держать в руках хлыст, а не карандаш, потому что ей приходится постоянно вскидывать голову, иначе слёзы упадут на бумагу. Что-то эгоистичное изнутри требует остановиться, перестать отсылать эти письма, решить для себя, что сокровище больше никому не принадлежит и без зазрения совести просто присвоить, наплевав на последствия, но Изабель продолжает.
«Во имя любви к моему брату…» - на секунду она останавливается, боясь признавать очевидное. - «Во имя любви к моему брату, которую мы с тобой разделяем, я прошу тебя, Магнус, вернись».
Ну пожалуйста.
Будь Изабель на месте Магнуса, она бы уж точно…
Fin~
Автор: alter-sweet-ego
Фандом: «Орудия Смерти» Кассандры Клэр
Пейринг: Алек Лайтвуд/Магнус Бейн, Изабель Лайтвуд/Алек Лайтвуд
Рейтинг: R наверное
Жанр: ангстороуманс
Размер: мини (1622 слова)
Статус: закончен
Саммари: Больше ничего не надо. Только взять два сапфира, унести их с собой, инкрустировать ими шкатулку, достать из груди сердце, положить туда и запереть на замок – чтобы никогда не разбилось.
Предупреждение: все в пейринге.
От автора: Я вдохновилась вот этим
читать***
«Я не могу видеть, как он страдает», - пишет Изабель на крохотном листочке бумаги и рисует в уголке, за полями руну огня.
Листочек выдран из тетрадки Макса, и ей очень стыдно, что она предаёт младшего брата ради старшего, но, с другой стороны, Макс наверняка бы ей разрешил. Да без всякого наверняка. Конечно, Макс ей разрешил бы!
«Просто для справки, Саймон чуть не отравился супом, который я приготовила, но он меня так и не бросил», - на этот раз руна огня выходит слегка кривоватой, потому что стило у Изабель в руке ощутимо дрожит. И сама рука дрожит, чего уж там.
Листочки сгорают один за другим, отправляя послания Изабель к своему адресату.
Дым от них идёт плотный и терпкий.
На кухне душно, и за окнами Института – жаркое лето, но Изабель всё равно морозит. Её пальцы – холодней некуда, они почти не сгибаются, и она подносит их к губам, чтобы ненадолго согреть своим горячим дыханием.
Условно горячим, потому что горло у Изабель дерёт так, будто она пытается выдохнуть колотый лёд.
«У него на кровати две подушки и огромное одеяло, но он спит только на одной половине – на случай, если ты решишь вернуться. Во имя любви к моему брату…» - Изабель не дописывает, Магнусу не за чем знать, да и ей самой не за чем в этом себе признаваться.
Она убирает стило и откладывает обгрызенный карандаш. Ещё немного, и ей начнёт нравиться вкус древесины!
Когда за спиной раздаётся шлёпанье босых пяток по полу, Изабель незаметно сминает листок с недописанным письмом и засовывает его под футболку. Ей не хочется, чтобы это кто-нибудь видел, тем более, Джейс.
- Снова пытаешься нас всех отравить? – мрачно шутит он, подходя к холодильнику.
Вместо того, чтобы съязвить в ответ или пригрозить ему чем-нибудь, Изабель только качает головой. Она прекрасно знает, что не умеет готовить, и не видит смысла делать вид, что это не так. Когда-то он, смысл, может быть, и был, но сейчас всё совсем по-другому.
- Я не буду есть твой суп, имей в виду, - подозрительно говорит Джейс, приглядываясь к кастрюле.
Изабель устало вздыхает.
- Это не мой суп, - она натыкается на вопросительный взгляд, и поэтому приходится пояснить: - Вечером здесь были родители. – Сглотнув, Изабель поправляет саму себя: - Вечером здесь была мама.
Незачем выдавать желаемое за действительное.
Присвистнув, Джейс достаёт суп из холодильника и, сняв округлую крышку, снова свистит. Ещё бы – в Институте давно не появлялось нормальной еды. Роберт инквизиторствует, Мариса сутками пропадает в Конклаве – старшему поколению откровенно не до того, чтобы заниматься своими детьми.
Детьми.
Если бы только это слово вообще было применимо к Сумеречным Охотникам. Или, ладно, чего тут ходить вокруг да около, если бы это слово вообще было применимо конкретно к ним. Одна чуть не лишилась матери, другой уже умирал, третий ходит мрачной тенью по коридорам и разбитое сердце стекляшками звенит у него в груди, а четвёртая…
Неловко подняв руку, Изабель через футболку прикасается к недописанному письму.
У неё нет ни сил, ни желания разговаривать с Джейсом, но и ему, спасибо Ангелу, больше не до неё, так что Изабель встаёт и уходит. Она идёт в комнату Алека, и это уже почти привычка, заходить туда по несколько раз в день, придумывая самые нелепые поводы, просто чтобы убедиться в том, что с ним всё в порядке.
Если спросить у него напрямую, он не ответит, но есть же миллион способов узнать ответы, не задавая вопросов.
«Я не могу смотреть на то, как механически он делает всё, что делает. Магнус, пожалуйста», - мысленно пишет Изабель на разлинованном листочке бумаги. Она пробовала звонить, но верховный маг Бруклина слишком крут, чтобы снимать трубку, а личная встреча – не вариант, потому что личную встречу она просто не переживёт.
Или Магнус не переживёт. Если у неё с собой будут хлыст и клинки Серафима.
В таких случаях принято говорить, что вдвоём на одной планете им стало тесно. В таких случаях принято говорить, что ради своего брата она любому выпустит кишки и намотает на швабру, а потом заставит этой же шваброй отмывать всю грязь мирового несовершенства – или просто ползать и извиняться, к демонам швабру!
В таких случаях принято говорить, что, будь Изабель на месте Магнуса, она бы уж точно…
Что уж точно, Изабель додумать не успевает. Стоит только костяшкам её пальца ударится об косяк, Алек открывает дверь ей навстречу и она, пятый раз за день, проваливается в его комнату, словно в омут.
Так же темно, так же душно, только воды не хватает, но здесь и без воды Изабель чувствует себя так, как будто тонет, тонет и никогда больше не выплывет. Кулон на шее превращается в камень, который тянет ко дну, а браслеты на руках и ногах оборачиваются верёвками, которые сковывают движения, и когда Изабель открывает рот, чтобы что-то сказать, то не слышит и звука.
Алек чуть отступает в сторону, давая ей возможность зайти. Медленно, как во сне Изабель проскальзывает мимо него, их пальцы соприкасаются – случайность, не больше того, но отпускать эту случайность она не намерена.
Ни за что на свете она не согласится отпустить его руку.
В эту минуту Изабель почти всё равно, что через два часа Саймон ждёт её на свидание. Ей нравится Саймон, хоть это её и пугает, она, наверное, его даже любит, но Алека она любит безо всяких «наверное», и в этой любви нет ни капельки страха.
Во всяком случае, за себя, потому что за Алека она с недавнего времени боится так, что коленки начинают дрожать.
Он смотрит на неё вопросительно.
- Ты… - теряется Изабель. – Ты будешь есть? Джейс там…
- Ты уже спрашивала. Двадцать минут назад.
Ну да. Точно. До того, как пошла на кухню, писать Магнусу Бейну глупые письма, которые он скорее всего не читает.
- Извини, - Изабель опускается на кровать и тянет Алека за собой.
Он падает рядом.
Голое колено Изабель прижимается к его ноге, обтянутой истёртыми джинсами, их пальцы всё ещё переплетены, и в этом омуте становится жарко.
- Ничего страшного. – Движением головы Алек стряхивает с лица отросшую чёлку, и его глаза сквозь толщу воды светятся, словно драгоценные камни.
«На дне наверняка спрятан клад, - думает Изабель. – Вот и блестит».
Она больше не переживает из-за того, что привязанный на шею камень тянет её вниз. Наоборот, ей хочется как можно скорее добраться до глубинных сокровищ, прикоснуться к ним, запустить пальцы в белое золото, утащить с собой на поверхность пару сапфиров…
Да. Больше ничего не надо. Только взять два сапфира, унести их с собой, инкрустировать ими шкатулку, достать из груди сердце, положить туда и запереть на замок – чтобы никогда не разбилось.
Алек осторожно убирает ей волосы за уши, и Изабель невольно поворачивает голову вслед за его рукой. Подушечки пальцев мягко скользят по щеке – невесомо, нежно, знакомо, привычно и хорошо. Она улыбается и придвигается ближе.
Кажется, плечо Алека и её голова просто созданы друг для друга.
- Так хорошо, - улыбается Изабель. – Мы, наверное, уже абсолютно на дне, иначе бы не было так хорошо.
- Может быть, - отвечает Алек вместо того, чтобы отодвинуться или посчитать её сумасшедшей.
Наконец-то тепло.
Они сидят так, обнявшись, целую вечность, и слушают – дыхание, стук сердца, ток крови по венам. Изабель чувствует себя защищённой и одновременно знает, что и сама защищает, и в этом ощущении намешано столько всего, что ни за что в жизни не разобраться, но самое главное лежит на поверхности. Только бы взять два сапфира, только бы провести ладонью по плечу Алека, только бы обвести пальцами выцветшую руну Иратце, только бы потянуться к нему и обнять его крепче.
Алек, конечно же, обнимает её в ответ, но Изабель понимает, что что-то не так. Что-то царапает её изнутри, под футболкой, неприятно впивается в кожу, заставляя отпрянуть.
Там, где она только что сидела, остаётся смятый листок.
- Что это такое? – Алек берёт его двумя пальцами и, очевидно, собирается развернуть.
- Да так, глупости, - быстро говорит Изабель, выхватывая бумажку.
Момент бесконечно разрушен, верёвки лопаются, камень превращается обратно в кулон, тёплая вода отступает, на коже выступают мурашки.
Неловко.
- Значит, - говорит она, бессильно ненавидя всё на свете, и резко встаёт, - ужинать ты не будешь?
- Нет, спасибо, я не хочу.
Чёлка снова спадает ему на лицо, и сапфиры заносит мелким песком. Или, может быть, илом, Изабель не разбирается в тонкостях, ей вообще ни в чём не хочется разбираться, ей нужно просто сбежать.
И она убегает.
Десять минут спустя ей снова сводит кости от холода. Десять минут спустя Изабель снова сидит на кухне и пытается дописаться до Магнуса. Тетрадка Макса исхудала так, что скоро от неё совсем ничего не останется, и с каждым вырванным листочком надежды в душе Изабель становится меньше и меньше, но она не может остановиться.
Через полтора часа Саймон зайдёт за ней, и она, вместо того, чтобы отправиться на прогулку, потащит его в свою комнату, чтобы, толкнув на кровать, устроиться рядом и положить свою голову ему на плечо. Будет холодно, но она всё равно попытается утонуть.
Может быть, на этом дне тоже найдутся сокровища.
Было бы здорово, потому что у сапфиров уже есть законный владелец. И неважно, что он выбросил их с потерпевшего крушение корабля, и неважно, что они ему вроде как уже не нужны, и ничто не важно, кроме того, что…
«У него на кровати две подушки и огромное одеяло, но он спит только на одной половине – на случай, если ты решишь вернуться», - закусив губу, пишет Изабель дрожащими пальцами. Буквы получаются довольно корявыми, потому что ей не по себе, потому что она замёрзла, потому что она нервничает, потому что привыкла держать в руках хлыст, а не карандаш, потому что ей приходится постоянно вскидывать голову, иначе слёзы упадут на бумагу. Что-то эгоистичное изнутри требует остановиться, перестать отсылать эти письма, решить для себя, что сокровище больше никому не принадлежит и без зазрения совести просто присвоить, наплевав на последствия, но Изабель продолжает.
«Во имя любви к моему брату…» - на секунду она останавливается, боясь признавать очевидное. - «Во имя любви к моему брату, которую мы с тобой разделяем, я прошу тебя, Магнус, вернись».
Ну пожалуйста.
Будь Изабель на месте Магнуса, она бы уж точно…
Fin~
@темы: слэш, малек, фанфик, Орудия Смерти, гет, Алек Лайтвуд, Джейс Вэйланд, Магнус Бейн, Изабель Лайтвуд, сиззи